В словах Бальзака о Париже сквозит горечь: «Одна из привилегий славного города Парижа в том, что здесь можно родиться, жить и умереть, не привлекая ничьего внимания. Воспользуемся же преимуществами цивилизации». И тем не менее, Париж давал приют многим - например, русской интеллигенции в 20-е - 30-е годы XX века: эмигрантский Париж, а не послереволюционную Москву называли «столицей русской литературы». В эти годы в Париже жили и работали русские писатели, поэты, журналисты.
Некоторые из них обосновались в квартале улицы Пасси, которую Бальмонт называл «парижским Арбатом». В квартале Пасси жили Бунин, Мережковские, Замятин, Куприн... Последний в своем сборнике «Париж интимный» очень точно описывал парижан, которые, судя по всему, с тех пор совсем не изменились:
«Настоящего французского парижанина никогда нельзя увидеть болтающимся по улице праздно. Он или идет из дому в свое бюро, в свою лавку, или возвращается из бюро или из лавки в свой дом. Их «маленький завтрак» - это наш утренний чай: пьют кофе с хлебом из огромных, емких каменных чашек. Их завтрак - наш обед. Их обед - наш ужин. Ужинают поздно и не грузно, а ложатся спать рано, часов около девяти. Утром же в половине седьмого французский буржуа уже фыркает над умывальником. Это - зимою. А весною и летом мелкие буржуа обедают при открытых окнах. С улицы можно увидеть и щегольскую сервировку, и ослепительное столовое белье, дружную, непоколебимую семью. Обедают открыто. У нас, в бывшей России, про обедневшую крестьянскую семью говорили полужалостно, полупрезрительно: «Занавесившись едят». Вот во Франции-то и нет этого «занавесившись», так же как нет и спанья среди дня, этой растлевающей тело и дух распущенности. Перед отходом ко сну буржуазная парижанка-лавочница позволяет себе «взять немного свежего воздуха». Она открывает окно и, облокотившись на подоконник, высовывается на улицу: мало ли чего интересного можно увидеть у соседей справа и слева, в их гостиных и кухнях, да и на самой улице. Но проходит десять - пятнадцать минут, и прелестная полная женская фигура уходит вглубь, с железным шумом захлопывая оконную раму. Она торопится, следуя мужнину зову, «прыгнуть» в «национальную постель» для сладкого отдыха после дня, проведенного в сплошной работе».
