Дипломатическая блокада Катара объясняется не только амбициями эмирата, но и стремлением Саудовской Аравии подтвердить свои лидирующие позиции в регионеДемарш арабских государств (Саудовская Аравия, Бахрейн, ОАЭ, к которым сразу присоединились Йемен, Египет и Мальдивы), разорвавших дипломатические отношения с Катаром, запустил новый виток кризиса на Ближнем Востоке. Формальным предлогом стали обнародованные после хакерской атаки данные, свидетельствующие о связях катарского руководства с крайне разнородными силами, многие из которых враждуют друг с другом на экзистенциальном уровне. Так, правящий дом Катара Аль Тани обвиняется одновременно в сговоре с Израилем, Ираном, «Хезболлой» и «Исламским государством» (запрещенная в России организация).

　　Строптивый эмират

　　Но вряд ли объявленный Катару бойкот стал неожиданностью для самого эмирата. Конфликт Дохи с Эр-Риядом, равно как и с Каиром, имеет давнюю историю. Три года назад все то же аравийское «трио» — Саудовская Аравия, Бахрейн и ОАЭ — уже отзывали своих послов из Дохи в знак протеста против проводимой Катаром внешнеполитической линии. Результатом бойкота трехлетней давности стало фактическое принуждение Катара к соблюдению субординации на Аравийском полуострове, однако проблема катарского «свободолюбия» так и осталась нерешенной. Как результат, на протяжении последних лет Доха постепенно продолжала гнуть свою внешнеполитическую линию и в очередной раз, по мнению ее соседей, переступила «красную черту».

　　Начало «арабской весны» вообще характеризовалось крайне амбициозной внешнеполитической линией, проводимой катарским руководством. Будучи самой богатой страной мира по душевому доходу (в 2011 году он составлял $132 515, увеличившись за последующие шесть лет на $10 000) и обладая золотовалютными резервами, значительно превышающими $100 млрд, Катар старался проводить все более автономную политику на Ближнем Востоке. Этому помогало то, что традиционные «тяжеловесы» в лице Египта, Сирии, а еще ранее и Ирака были заняты своими внутренними проблемами, на время отказавшись от своих региональных притязаний. Во времена недолгого правления исламиста Мухаммеда Мурси в Египте Лигу арабских государств называли не иначе, как департаментом катарского МИДа, по аналогии со временами Гамаля Абдель Насера, когда ЛАГ негласно именовалась филиалом внешнеполитического ведомства Египта.

　　«Братья-мусульмане» (запрещенная в России организация), которых представлял Мурси, стали главными «клиентами» Дохи не только в стране пирамид, но и на всем Ближнем Востоке. Однако выбор столь неудачного с конъюнктурной точки зрения союзника не прошел для Катара бесследно. Ведь «братья» представляли самую что ни на есть реальную угрозу не только египетским военным, но и Эр-Рияду.

　　Достаточно вспомнить крайне пестрый антиисламистский альянс, который создали саудиты в июне 2013 года: от либералов и националистов до левых и троцкистов. Что в общем-то не удивительно. Для саудитов современные троцкисты — малореальная экзотика; а вот «Братья-мусульмане» — именно те левые мусульмане, которые фактически ставят под сомнение легитимность их режима и предпринимают реальные усилия по его свержению. И поэтому понятна готовность Саудовской Аравии (в альянсе с имеющими сходные проблемы ОАЭ и Бахрейном) объединяться с кем угодно.

　　Еще одной причиной, подтолкнувшей Эр-Рияд и его союзников к столь резким шагам в отношении Дохи, стало наметившееся сближение Катара с Ираном на фоне деградировавших ирано-саудовских отношений. Не лишним было бы вспомнить, что Джавад Зариф стал одним из первых министров иностранных дел, посетивших летом 2013 года Катар, чтобы поздравить воссевшего на престол эмира Тамима Аль Тани. Даже после резкого ухудшения отношений между Эр-Риядом и Тегераном после казни десятков шиитских проповедников с последующим погромом саудовской дипмиссии в Иране катарцы продолжили вести диалог со своим персидским соседом. Наконец, важной вехой стал последний визит Зарифа в Доху в марте 2017 года, в ходе которого стороны объявили о планах развивать торгово-экономические отношения и искать общие интересы в регионе.

　　В основе ирано-катарских отношений действительно лежит и общность экономических интересов: наряду с Россией эти две страны, обладая крупнейшими запасами природного газа в мире, являются основными лоббистами создания «газового ОПЕК», чья штаб-квартира расположена в Дохе. Но и в этом случае оппонентами Катара и его газовых союзников выступают все те же Эмираты и Саудовская Аравия, незаинтересованные в силу скудности собственных газовых запасов в создании нового картеля.

　　В итоге государства — члены Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) решили, что Катар поставил свои национальные интересы выше «аравийской солидарности». Вероятно, именно на последнем саммите ССАГПЗ, состоявшемся во время визита Дональда Трампа в Эр-Рияд, и было принято решение о необходимости оказания давления на несговорчивого соседа.

　　Слабость лидера

　　Тем не менее говорить о полном разрыве отношений Катара с соседними арабскими монархиями нельзя. Для Катара в силу как минимум географических причин нет никакого будущего, кроме как в составе ССАГПЗ вместе с его союзниками по Аравийскому полуострову. И уж тем более не может идти речи ни о каком ирано-катарском альянсе.

　　С точки зрения Эр-Рияда речь идет не о том, чтобы толкнуть Доху в объятия Тегерана, а о том, чтобы договориться со своим излишне амбициозным соседом. В условиях, когда Саудовская Аравия пытается играть роль ведущей силы в регионе, объединяющей под своим началом как минимум соседей по Аравийскому полуострову, а в перспективе и арабский мир, объявленный Катару бойкот — лишь попытка принудить Катар соблюдать «арабскую солидарность» перед лицом иранской угрозы. А заодно и отказаться от планов по финансированию структур, открыто выступающих как против саудовского режима, так и против его союзников.

　　И в этом отношении соседям, скорее всего, удастся прийти к компромиссу, как это уже имело место в 2014 году. По всей видимости, сегодня, как и тремя годами ранее, открытый шантаж и ультиматум, выставленный катарскому руководству, возымеет действие и сделает Доху более сговорчивой. Более того, в расколе внутри аравийской «шестерки» не заинтересованы их ключевые союзники — Соединенные Штаты. Госсекретарь Рекс Тиллерсон уже заявил о том, что надеется на скорейшее урегулирование конфликта. А учитывая схожесть позиций США и Эр-Рияда и по Ирану, и по «братьям», и по «газовому ОПЕК», возможностей для маневра у Катара остается не так уж и много.

　　Однако здесь кроется куда более серьезная в долгосрочной перспективе проблема: неспособность Эр-Рияда в полной мере осуществлять контроль над своими традиционными союзниками на Аравийском полуострове, что является следствием как слабости королевства, так и усиления позиций других аравийских монархий. И Катар в этой связи далеко не единственный прецедент. «Вечно» нейтральный Оман по ключевому для королевства вопросу — участию в антийеменской коалиции — предпочел остаться в стороне, в результате чего омано-йеменская граница до сих пор остается единственным «окном» для йеменцев во внешний мир. А раскол между Эмиратами и Саудовской Аравией в Йемене за последний год и вовсе привел к тому, что Эр-Рияд и Абу-Даби оказались в этой войне де-факто по разные линии фронта. Поэтому от того, насколько успешно Саудовской Аравии — где рано или поздно встанет вопрос о передаче власти — удастся решить свои внутренние проблемы, зависит и место королевства на Ближнем Востоке, и то, насколько самостоятельны будут его соседи.