К концу 1991 года у Михаила Горбачева не оставалось ни одного надежного союзника, который мог бы помочь ему сохранить СССР хоть в каком-нибудь виде

　　«В 1985 году было очевидно, что со страной неладно», — сказал 25 декабря 1991 года Михаил Горбачев, объявляя об отставке с поста президента Советского Союза и рассказывая, как он видит свои шесть лет у власти. Эти годы объявленной им перестройки, приведшие в конце концов к распаду СССР, принято традиционно описывать с точки зрения процессов, происходивших в Москве. Потому что именно там разворачивалась борьба за власть между союзным Центром во главе с Горбачевым и руководством новой демократической России, возглавляемым Борисом Ельциным.

　　Угол зрения

　　Думаю, серьезным заблуждением было бы считать, что судьба Союза решалась исключительно в схватке между коммунистами и антикоммунистами, ретроградами и реформаторами, русскими и нерусскими. Точно так же обычно звучащие обозначения триггеров катастрофы советской державы — катастрофическое падение цен на нефть в середине 1980-х, навязанная Америкой гонка вооружений, катастрофа в Чернобыле — адекватно, но вовсе не исчерпывающе описывают причины дезинтеграции СССР.

　　Со свойственным нам московским снобизмом мы все эти годы не пытались увидеть драму исчезновения супердержавы со стороны «национальных окраин», как снисходительно называли бывшие республики в союзном Центре. Я не могу сказать, что именно этим в отличие от своих коллег занимался всю последнюю четверть века, но во всяком случае пытался.

　　Однако благодаря Фонду Гайдара мне представилась в этом году уникальная возможность встретиться и побеседовать с оставшимися в живых лидерами почти всех советских республик конца 1980-х — начала 1990-х годов. В итоге, если взглянуть на недавнюю историю стереоскопически и непредвзято, картина распада Союза выглядит гораздо более многофакторной.

　　Нелишне нарисовать ее для тех, кто в силу возраста или забывчивости не помнит, а то и вообще не имеет о ней представления.

　　Трещины в единстве

　　Выводя за скобки подробности выхода из состава СССР республик Балтии, ограничусь замечанием бывшего спикера литовского «Саюдиса» Витаутаса Ландсбергиса: мол, нельзя выйти оттуда, куда мы никогда не входили… Речь идет о присоединении к СССР Литвы, Латвии и Эстонии накануне Второй мировой войны, совершенном во исполнение секретных протоколов Молотова —​ Риббентропа, подписанных в 1939-м.

　　В других республиках центробежный ход событий вызревал постепенно, причем перестроечное руководство в Москве вряд ли отдавало себе отчет, что крот истории начал рыть подкоп под Советский Союз уже в 1986-м. Началом можно считать 26 апреля, когда взорвался 4-й блок на АЭС в Чернобыле. Ни московское, ни киевское начальство не посмело сказать правду своему народу о смертельной радиации, наползшей на большую часть Украины и Белоруссии. Возможно, это начальство и само поначалу не представляло масштабов катастрофы, не запрещая пионерам маршировать по зараженным площадям на первомайских демонстрациях.

　　Так появилась первая трещина в монолите единства и доверия к Центру.

　　В декабре 1986-го в Алма-Ате грянул Желтоксан («декабрь» по-казахски). Неуклюжее решение Горбачева заменить многолетнего партийного лидера Казахстана, кандидата в члены Политбюро Динмухамеда Кунаева русским варягом из Ульяновска Геннадием Колбиным, обернулась кровопролитием в столице республики. Молодые казахи, расценив указку Москвы как оскорбление национального достоинства, вышли на улицы, но были жестко разогнаны военными и дружинниками-неказахами.

　　Так пролилась первая кровь горбачевской перестройки — уже в трещину межнационального единства. Пройдут годы, и десятки жертв Желтоксана станут национальными героями независимого Казахстана, а будущий казахский елбасы (национальный лидер) Назарбаев грамотно использует этот национально-освободительный тренд. А среди казахской элиты станет модным вспоминать, что когда-то «русские платили нам дань».

　　В 1988 году белорусский историк Зенон Позняк впервые предал гласности трагедию Куропат, где в 1937–1940 годах НКВД были расстреляны десятки тысяч жителей Белоруссии. Позняк стал основателем Белорусского народного фронта (БНФ), объединившего в своих рядах интеллигенцию республики, главным лозунгом которой стало получение независимости. Физик Станислав Шушкевич, ставший после августовского путча лидером Белоруссии и подписавший Беловежские соглашения, считает, что БНФ сыграл чрезвычайно важную роль в обретении Белоруссией государственного суверенитета.

　　Кто сегодня за пределами Молдавии и Азербайджана помнит и знает, как утверждалась национальная идентичность в этих странах в конце 1989 года? А между тем практически одновременно молдаване организованно, а азербайджанцы стихийно, перейдя границы, соответственно, с Румынией и Ираном, начали брататься с соотечественниками с сопредельной стороны. Стартовым сигналом для крушения границ с северным Ираном тысячам азербайджанцев показалось падение Берлинской стены и воссоединение немцев. Молдаване братались с румынскими братьями благодаря свержению режима Чаушеску и расстрелу диктатора. В Москве достаточно индифферентно отнеслись тогда к этим событиям, разве что готовы были обвинить Народный фронт Азербайджана в исламском фундаментализме и стремлении объединиться с хомейнистским Ираном.

　　Без союзников

　　Но как раз это и говорило о том, насколько далека была Москва от текущих забот и интересов своей периферии, где тяготение к Центру последовательно уступало место национальной повестке дня.

　　«Между тем, когда чуть позже, в 1991 году, стремившемуся сохранить Союз Горбачеву понадобились соратники, — рассказывает первый молдавский президент Мирча Снегур, — в ответ на отказ Кишинева участвовать в подготовке горбачевского союзного договора ему в Москве откровенно пригрозили: ну тогда ты будешь иметь еще две республики — Приднестровье и Гагаузию.

　　А еще свою игру, далекую от интересов Москвы, играли пришедшие к власти в Армении сторонники другого национального объединения — с Нагорным Карабахом. Только ради достижения этой цели они готовы были помогать Горбачеву в деле сохранения СССР: в составе Союза воссоединение с Карабахом казалось более реальным. Когда же выяснилось, что это невозможно, поскольку Москва выступила за территориальную целостность Азербайджана в рамках советских границ, то в Ереване взяли курс на выход из Советского Союза. Как вспоминает армянский экс-премьер Вазген Манукян, в 1990 году он написал маленькую брошюрку «Пора спрыгнуть с поезда», в которой рассматривались уже все возможные случаи распада Советского Союза.

　　А еще была Киргизия, первая, впрочем, и последняя в Центральной Азии сбросившая власть коммунистической партноменклатуры в 1990 году. Это стало результатом кровавых ошских событий в июне того года, когда в столкновениях между киргизами и этническими узбеками погибло не менее 3000 человек. Местные партийные бонзы оказались трусоваты, а авторитет Компартии в республике упал до значения статистической погрешности. Разумеется, это тоже не способствовало авторитету союзного Центра. Впрочем, избранному на гребне этих событий президентом Киргизии ученому-физику Аскару Акаеву всегда казалось, по его словам, что «в составе большого могучего государства все-таки уютнее, комфортнее». Не вышло...

　　Правда, другой центральноазиатский лидер, туркменский, с восторгом воспринял известие о кончине СССР. Во-первых, как рассказывает бывший тогда вице-премьером Туркмении Назар Союнов, Сапармурат Ниязов добился исполнения своей мечты — стать наравне с уже тогда авторитетными фигурами в регионе Нурсултаном Назарбаевым и Исламом Каримовым, которые снисходительно называли его за глаза «Супермуратом». Во-вторых, Ниязову казалось, освободившись от диктата Москвы, четвертые в мире туркменские газовые запасы сделают его эмиром «второго Кувейта». Но и с этим тоже не сложилось.

　　Тут важно другое — к концу 1991 года у Михаила Горбачева не оставалось ни одного серьезного и надежного союзника, который мог бы подставить ему плечо, чтобы сохранить хоть в каком-нибудь виде, любой степени обновленности Союз. Он был обречен.

　　Поэтому предположение известного политолога Глеба Павловского о том, что если бы Михаил Горбачев решился приехать в Алма-Ату 21 декабря 1991 года на встречу 11 президентов союзных республик и заявил о взятии под свой контроль ядерного арсенала Советского Союза, то никто не посмел бы ему возразить, а СССР продлил бы свое существование, выглядит как фантастическая историческая реко​нструкция. Нужно ли говорить, что воспользуйся Горбачев этой «военно-политической офертой», и на следующий день полыхнула бы гражданская война уже не только на Кавказе и Украине, но и в Центральной Азии.