В ядерной политике современного мира Северо-Восточная Азия занимает одно из ключевых направлений. В регионе расположены три легальные (США, Россия и КНР) и одна нелегальная (КНДР) ядерные державы. В Северо-Восточной Азии находятся страны, обладающие замкнутым ядерным топливным циклом и развитой гражданской атомной энергетикой (Япония, Южная Корея). Эти тенденции делают Северо-Восточную Азию исключительно важной для ядерной стратегии России.
Региональные тенденции
В ближайшее десятилетие ядерная политика России в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) будет формироваться под воздействием следующих факторов.
Во-первых, Соединенные Штаты перестраивают систему военного присутствия на Тихом океане. В середине 2010 г. администрация Барака Обамы провозгласила переход к обновленной стратегии "сдерживания Китая" (containment of China). В ее рамках Вашингтон возродил деятельность военно-политического блока АНЗЮС, приступил к строительству военно-морской базы в Сингапуре и начал переговоры о стратегическом партнерстве с Вьетнамом. Стратегия «сдерживания Китая» пока не имеет ярко выраженного ядерного измерения. Однако США ведут консультации с Южной Кореей о возможности возвращения тактического ядерного оружия (ТЯО) на Корейский полуостров. США также заблокировали попытку правительства Юкио Хатоямы (2009 - 2010) расширить самостоятельность Японии в ядерной сфере.
Особым вариантом этой стратегии выступает создание Системы глобального мониторинга за ядерными испытаниями (International monitoring system - IMS). Ее строительство было предусмотрено Договором о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний (ДВЗЯИ) 1996 года. Соединенные Штаты не ратифицировали ДВЗЯИ. Однако на территории их союзников строятся сейсмические, гидроакустические и инфракрасные станции наблюдения. Наиболее крупные их "узлы" расположены в Австралии и Новой Зеландии, а также в Японии. В Пекине опасаются, что Вашингтон будет использовать IMS для наблюдения за стратегическими ядерными силами (СЯС) и ядерными полигонами КНР.
Во-вторых, продолжается осторожная модернизация ядерных сил КНР. Еще в 1995 прошли испытания мобильной твердотопливной МБР типа «Дунфэн-31» с дальностью полета на 8000 км и предположительно оснащенной системами преодоления ПРО. Их развертывание началось в 2007 году. По данным министерства обороны США оно осуществляется в мобильном варианте – на шасси МАЗ-547В, идентичным советским РСД-10 «Пионер» . Осенью 2012 г. появились сообщения о завершении в КНР работ над МБР «Дунфэн-31А» с дальностью полета до 11000 км. Есть предположения, что Пекин может начать производство крылатых ракет воздушного базирования класса Х-65СЕ или Х-15 с дальностью полета до 600 км. (Точность их наведения повысится в случае развертывания китайской системы навигации и связи «Бэйдоу»). Однако масштабной модернизации китайского ядерного потенциала, которой опасались американские эксперты 1990-х годов, до настоящего времени не произошло. Причина этого связана, видимо, с отсутствием у КНР национальной школы теоретической физики и ориентацией Пекина на импорт вооружений, а не создание ВПК.
Китайская ядерная политика усиливает интерес морской составляющей СЯС. Еще в 2010 г. профессор Фуданьского университета (Шанхай) Шень Динли предложил концепцию «нити жемчуга» . Речь идет о создании серии военно-морских баз на всем пути транзита углеводородов от Ближнего Востока до КНР. Такой вариант теоретически предусматривает строительство КНР океанского флота и усиление внимания к морской компоненте СЯС. Весной 2007 г. эксперты министерства обороны США полагали, что в 2010 – 2012 гг. КНР начнет развертывание БРПЛ класса «Цзюлан-2». Предполагалось, что к 2012 г. у КНР будет 5-8 атомных подводных лодок (АПЛ) нового типа. Однако способность КНР создать подобный потенциал остается дискуссионной.
В-третьих, сохраняется угроза конфликта на Корейском полуострове. Северная Корея рассматривает ядерную программу как средство получения экономических преференций и не стремится к войне с США и Южной Кореей. Но Пхеньян стремится к тому, чтобы его угрозы в адрес Вашингтона, Токио и Сеула выглядели реалистично, и постоянно повышает их градус. «Третья ядерная тревога», начавшаяся весной 2009 года, остается незавершенной. Новый виток напряженности произошел весной 2013 г. из-за очередных северокорейских ядерных испытаний и выхода КНДР из соглашения о прекращении огня 1953 года .
Напряженность на Корейском полуострове влияет на военную политику Японии. «Ядерные тревоги» на Корейском полуострове позволили Токио расширить военную самостоятельность. Японская сторона приобрела у США комплексы ПРО, которые находятся в ее национальной юрисдикции. В ходе кризисов вокруг запусков северокорейских ракет-носителей в марте 2009-г и декабре 2012-годов МИД Японии заявлял о готовности использовать ПРО в случае появления реальной угрозы японской территории. В случае реализации угрозы такой акт был бы прецедентом использования Токио силы за пределами Японского архипелага.
В-четвертых, в регионе сохраняется опасность распространения ЯО. Наиболее вероятным кандидатом на роль новой ядерной державы выступает Япония. В 1971 г. правительство Эйсаку Сато приняло три неядерных принципа: не иметь, не ввозить, не производить ЯО . Однако с 1957 г. японские политики заявляли, что Токио имеет право создать ЯО в случае ослабления американских гарантий безопасности. В 1994 г. бывший премьер-министр Японии Цутома Хата заявил, что Токио обладает потенциалом для создания ЯО, хотя и не реализует его из-за международных ограничений. В 2002 г. с аналогичными заявлениями выступили генеральный секретарь кабинета министров Ясуо Фукуа, его заместитель (нынешний премьер-министр) Синдзо Абэ и лидер оппозиции Ичиро Озава. 8 ноября 2006 г. японские парламентарии из-за ядерных испытаний КНДР призвали правительство рассмотреть вопрос о том, противоречит ли создания ЯО нормам японской конституции. Дискуссии были пресечены январе 2007 г. воздействием со стороны США.
Сохраняется неопределенность и в отношении ядерного выбора Южной Кореи. В начале 1980-х годов южнокорейские физики проводили незадекларированные в МАГАТЭ эксперименты по выделению плутония из отработанного ядерного топлива. 11 ноября 2004 г. МАГАТЭ приняло резолюцию, осуждающую проведенный в 2000 г. южнокорейский эксперимент по расщеплению 0,2 граммов урана. Повторно тема возможного приобретения Сеулом ЯО всплыла весной 2013 г. Депутат южнокорейского парламента Чон Мон Джун 10 апреля 2013 г. заявил, что Республика Корея имеет право выйти из ДНЯО, чтобы защититься от северокорейской ядерной угрозы В ответ 11 апреля 2013 г. председатель Комитета начальников штабов ВС США генерал Мартин Демпси указал, что Вашингтон против возвращения ТЯО на Корейский полуостров и не поддерживает ядерные амбиции своих союзников .
Мобильная пусковая установкаМБР Дунфэн-31
В-пятых, сохраняется неопределенность в отношении будущего атомной энергетики Японии. К концу 2010 г. в стране действовали 50 реакторов, которые производили 30% всей потребляемой электроэнергии. Перспективным направлениям японской атомной энергетики выступало развитие реакторов на быстрых нейтронах (бридеров), способных быстро регенерировать отработанное ядерное топливо. После аварии на Фукусиме правительство Йосихика Ноды приняло 14 сентября 2012 г. программу отказа от атомной энергетики к 2040 году. за счет увеличения количества угольных электростанций и расширения экспорта сжиженного природного газа (СПГ). Однако второй кабинет Синдзо Абэ пересмотрел это решения. В начале 2013 г. были запущены реакторы «Ohi-3» и «Ohi-4», а также реактор на быстрых нейтронах «Monzu». 20 декабря 2013 г. премьер-министр Синдзо Абэ заявил, что отказ от атомной энергетики был бы безответственным решением: важнее ужесточить стандарты безопасности на АЭС. Летом 2014 г. ожидается возвращение в строй 10 реакторов.
В-шестых, «синдром Фукусимы» не повлиял на развитие атомной энергетики в других странах Восточной Азии. Продолжается развитие ядерной программы Китая. К февралю 2014 г. КНР имеет 17 действующих атомных реакторов и 6 АЭС; 32 блока находятся в постройки, 54 - в стадии проектирования. После аварии на Фукусимской АЭС Госсовет КНР ввел мораторий на строительство новых энергоблоков. Однако 24 октября 2012 г. Госсовет КНР снял мораторий . Китайская национальная комиссия развития и реформ планирует увеличить долю атомной энергетики в энергобалансе страны с 2% в 2013-м до 6% в 2020-м .
Не пересмотрела приоритеты и Южная Корея. В 2012 г. в стране работали 21 атомный энергоблок с реакторами PWR и CANDU. Суммарная мощность южнокорейских АЭС составляет 18,5 ГВт от 21 реактора. Это 29,5 % от общего числа электрических генерирующих мощностей в Южной Корее, но 45 % от общего потребления электроэнергии. 11 ноября 2009 г. руководство Южной Кореи заявило о намерении построить дополнительно еще 11 энергоблоков . 29 января 2014 г. правительство Республики Корея утвердило план строительства к 2020 г. двух новых АЭС стоимостью в 7 млрд долларов . В мае 2012 г. Южная Корея приступила к строительству двух новых реакторов, все компоненты которых будут отечественного производства .
На протяжении последних тридцати лет Северо-Восточная Азия постоянно балансировала на грани большой войны и вместе с тем избегала ее. Причиной этому выступали два обстоятельства. Во-первых, наличие системы «гегемонистской стабильности», основанной на американском военном присутствии. Во-вторых, отсутствие у азиатских стран, кроме Японии, развитой милитаристской традиции и их приверженность мирному разрешению конфликтов. Однако в середине 2010-х годов «нуклеаризация» в АТР возрастает, что объективно делает регион более уязвимым для потенциальных военных конфликтов.
